Москва 2087 [СИ] - Алла Белолипецкая

— Да будьте прокляты вы обе — и ты, и Дашка! — Петр Иванович даже воздел вверх руки, сжатые в кулаки — такая его охватила праведная ярость. — Из-за вас вся моя жизнь пошла под откос! На что мне нужны все эти деньги, если я уже пять лет сижу здесь, как заключенный, с дочкой, от которой одну только ненависть и вижу? Дашка придумала всё это — а расплачиваюсь теперь я!..

— Да нет, — сказала Наташка. — Ты расплачиваться еще даже не начал. — И она повернулась к своему бывшему однокласснику: — Как ты думаешь, для чего я вернула тебя?

И Сашка ни секунды не колебался с ответом. Это-то он как раз понял сразу — как только бывшая одноклассница вручила ему дробовик.

— Ты хочешь, чтобы я убил твоего отца. Сама, должно быть, ты этого сделать не смогла. — И он передернул затвор «Льва Толстого» — его руки лучше него самого знали, что нужно делать.

Глава 4. Приговоренный

Январь 2087 года

Москва

1

Макс понимал, что имел в виду Сашка, говоря: руки его знали об оружии больше, чем он сам. Все, кто проходил трансмутацию, в той или иной мере ассимилировали фрагменты личности своих доноров. Макс тоже это ощутил — когда вместе с мозговым экстрактом восемнадцатилетнего Ивара Озолса, несостоявшегося жениха Настасьи Рябовой, принял в себя и какую-то часть его характера. Стал чуть более порывистым, чуть менее склонным к рефлексии. Так что — и насчет Сашки удивляться ничему не приходилось.

Тот человек — Сергей Сергеевич Седов, чью принудительную экстракцию произвели в специализированной клинике на востоке Москвы в начале октября 2086 года — был отнюдь не примерный гражданин. Иначе он в эту клинику и не попал бы. И те полицейские, в которых Седов стрелял — он убил их как раз из «Льва Толстого». Убил, когда они пытались задержать его и отобрать у него добычу, стоимость которой превышала сумму их годовых окладов за сто лет: капсулы с мозговым экстрактом. Причем ценность этого экстракта теперь возрастала многократно — когда технология реградации давала шанс при помощи него возвращать к жизни безликих. Тех, кто еще не покинул этот мир из-за горя, беспросветного отчаяния и ужаса, что обрушивались на них после так называемой экстракции. После отсроченного убийства — если уж называть вещи своими именами.

Причем ирония ситуации с Седовым состояла в том, что обокрасть-то он пытался склад с капсулами, находившийся как раз в клинике для принудительной экстракции! Пытался уворовать мозговой экстракт преступников, которые в большинстве своем были колберами. И, конечно, такой выбор объекта ограбления был вполне понятен: до складов корпорации «Перерождение» Седову было не добраться ни при каком раскладе.

Да, поначалу Макс всерьез полагал, что мотивы Седова были ему понятны. Потом он свое мнение переменил — но до конца всё же уверен не был. Потому-то и потребовались ему эти беседы с Александром Герасимовым. Ведь тот оказался отнюдь не единственным, на ком опробовали технологию реградации до её официального внедрения. Все те капсулы с мозговым экстрактом матерых преступников, которые Седов неуспешно пытался украсть — они пошли в дело. И несколько десятков аналогичных Сашке реградантов в Москве уже проживало: бывшие безликие, которых теперь приобрели черты осужденных негодяев. Только внешние черты — как предполагалось изначально.

И теперь он, доктор Берестов, обязан был узнать у Сашки все детали. Просто не мог позволить себе пребывать в неведении.

— Так что же было дальше? — спросил Макс и с силой потер правый висок: после двойной трансмутации, которую он сам прошел, тот частенько давал о себе знать глубокой прокалывающей болью. — После того, как ты решил убить Зуева?

И Сашка снова стал говорить.

2

Бывший директор зоопарка, как последний дурак, загородился от него вскинутой ладонью — словно бы рассчитывал поймать и остановить заряд крупной дроби на лету! Наташкин «Лев Толстой» был с лазерным прицелом, и в центре ладони Петра Ивановича Зуева возник ярко-красный кружок. Казалось, бывшему директору кто-то прижег руку сигаретой.

— Давай, стреляй! — поторопила Наташка.

Она стояла за Сашкиным плечом, дышала ему в спину. Однако Петр Иванович даже не попробовал обратиться к ней. Упросить её проявить к нему милосердие.

— А соседи? Они нас не услышат?

Спрашивая это, Сашка явственно ощущал, что он попросту тянет время. Да и Наташка, как видно, это почувствовала — ответила раздраженно:

— Ты же сам видел, когда подъезжал сюда: тут на полкилометра в округе ни одного дома нет! Да и, к тому же, у нас здесь — хорошая звукоизоляция. Так что и до шоссе звук выстрела не долетит.

«Интересно, — подумал Сашка, — а что она будет делать с мертвым телом. — И тут же сам себя поправил: — Что мы будем с ним делать?»

Какая-то часть его сознания тут же подсказал ему: можно будет закопать покойника в саду. Может быть, Наташка и лопаты загодя приготовила. Однако эта часть была не-Сашкина — он это отчетливо понял. И — во второй раз за эту ночь ужаснулся по-настоящему. Что-то жило внутри него — что-то не просто чужое, а совершенно ему чуждое. Опасное. Жестокое. Но даже и не это было самое худшее. Хуже всего было то, что он сам, Александр Герасимов, не мог предсказать — не мог даже догадаться! — как именно он в следующую секунду поступит. Этот чужак — он не только его ужасал. Он еще и восхищал его, приводил в упоительный восторг — почти завораживал. И никакой ужас не мог этого факта отменить.

Вот потому-то он и сделал то, что сделал. Его собственные соображения относительно Зуева Петра Ивановича не имели к этому никакого отношения.

— А вы знаете, — громко произнес Сашка, обращаясь к одному только директору зоопарка, — что я сумел выжить только лишь благодаря вам? Я ведь уже сказал: безликие могут слышать и понимать всё, что происходит с ними рядом. И соображать могут не хуже, чем обычные люди. Здорово, правда? Все те девчонки и ребята, которых вы не убили — они до самого конца понимали, что с ним произошло.

Петр Иванович издал звук, который, по всей видимости, должен был имитировать всхлип раскаяния. Вот только слез в этом звуке не было. А еще — Сашка увидел, как Зуев чуть развел пальцы, и косит на него теперь одним глазом. Смертельный страх и смертельная ненависть —